Отец утром упал и не смог встать, брат не смог выломать дверь родительской спальни. МЧС, сломанная дверь, «Скорая», больница, плачущая мама, посеревший брат, и ты не знаешь, что с этим делать, потому что твой сильный, ироничный, несгибаемый отец парализован, и больше всего на свете ты боишься увидеть его бессильным.

Капельницы, перекошенное папино лицо, мертвая левая рука, сиделки, врачи, запах больницы, судна, мочеприемники, катетеры, специальное питание для инсультников. Все, что я могу сделать для папы — специальное питание. Это «все, что могу», тяжелее всего. Смириться с беспомощностью сильного человека невозможно. Невозможно смириться с собственным бессилием изменить ситуацию.

— Женечка, вокруг Светы аура, — папа хочет улыбнуться.

— Какая аура, Юра, что ты говоришь?! — мама в замешательстве.

— Желтая, Женечка. Красивая.

Что это, замутненный инсультом разум, или папа действительно что-то видит? Я лезу в телефон — почитать про желтую ауру.

Мой папа. Моя опора. Моя защита. Мой безмятежный, радостный детский мир — лягушки, пиявки, лесная малина и ежики, рыбалка на кивок, сказки Пушкина, изумрудная ручка и рыжий портфель, азбука Морзе, печать фотографий в темной комнате, папина ушанка, за которую я держусь темным зимним утром, пока еду на его плечах в детский сад, голубая машина с оленем на капоте и веселый папин шофер дядя Саша. Все мои детские воспоминания связаны с папой. Я стою у больничной кровати и старательно не плачу. Папа учил никогда не сдаваться. Я отчаянно не сдаюсь. Мама тоже. Мир рассыпается на осколки.

Когда ты сталкиваешься с инсультом, важны две вещи — информация и деньги. Информация важнее. Ты никогда не бываешь готов к болезням близких. Когда все случилось с папой, еще не открылась горячая линия по инсульту. Теперь она есть, работает круглые сутки, там помогут, расскажут, что делать, дадут специалистов. А тогда я сама перерыла весь интернет и поняла, что предвестники инсульта были, но уговорить папу сдаться врачам было невозможно.

Деньги важны не меньше. Они не решают всех проблем, но многие проблемы без денег становятся нерешаемы, например, круглосуточный уход и кровати для лежачих больных. Кровать с электроприводом для подъема верхней части тела и ног нужна позарез. Мама категорически не хочет, чтобы я покупала кровать. Я возвращаюсь в Москву, нахожу нужную модель и отправляю кровать курьерской доставкой. Это все, что я могу сделать для папы. Интернет-магазин ошибется и отправит не ту модель. К моменту выписки папы из больницы кровать будет его ждать — красивая, с деревянным изголовьем, изножьем и пультом управления, намного лучше, чем я купила.

Владелец интернет-магазина посмеется и скажет, что не готов платить за путешествие неправильной кровати обратно. Пусть остается как есть. Пульт управления у папы придется отобрать — поднимая изголовье кровати, он зажмет парализованную руку и не почувствует боли. На счастье, рядом будет брат, кровать не успеет раздавить папину руку.

«Ты когда уедешь? Когда ты вернешься?» — два любимых папиных вопроса. С момента, когда я приезжаю к родителям, он начинает беспокоиться, что я уеду. В день отъезда начинает ждать, когда вернусь. Ждет и постепенно теряет память. В каждой блондинке с телеэкрана он узнает меня. Мама никак не может принять этих перемен. Я смиряюсь с ними легко — папа не будет прежним, но это мой папа, просто он уходит все дальше. Когда память к нему возвращается, мы болтаем с ним так же, как болтали раньше. Он мечтает о зимней рыбалке, я убеждаю его, что, как только он встанет, он обязательно поедет на рыбалку.

— Женечка, а пенсия моя пришла?

— Пришла, Юронька, — мама примостилась на папиной кровати. У папы завтрак, он научился сам есть. Мама держит тарелку и гладит парализованную руку.

— Ты сходи, сними мою пенсию, колечко себе купи. С сиреневым камушком. Ты любишь сиреневые камушки.

— Юронька, ну какое мне колечко? Ты на руки мои посмотри, на них ни одно колечко не налезет, — мама протягивает измененные подагрой руки. Самые красивые пальцы, которые я видела в своей жизни, были у моей красавицы-мамы.

— Ну тогда сережки купи, с камушками.

Каждый раз, когда звонила мама, я поднимала трубку со страхом. Каждый раз я слышала: «Папа меня замучил — позвони Свете, спроси, когда приедет, — пока не услышала рыдание в трубку. — Доченька, папа совсем плохой. Я не хотела тебя расстраивать, а потом думаю, не успеешь приехать — я буду себя винить, что не позвонила».

И все оборвалось.

Застойная пневмония — одна из двух причин смерти парализованных людей. Вторая — повторный инсульт. Капельницы, медсестры. Папа смотрит на меня, но внутрь себя. Он занят тяжелой работой — он дышит, хрипло и громко, открытым ртом, губы высохли. Мы ждем «Скорую». Я уговариваю себя и маму, что мы еще раз справимся.

— Я же знаю эту квартиру! — врач «Скорой» возится с папой. — Ну точно, знаю! И обои эти помню, и шкаф с книжками… А кого я у вас смотрел-то?

В комнату входит брат.

— Ну точно! Я же тебя помню, я у вас с МЧС вместе был! Я же с инсультом и забирал! Это ж давно было-то.

— Два года назад был инсульт.

— Ну, папа ваш всю статистику ломает! Капельницу ставь, я назначение выпишу. С такими инсультами до года не доживают. А ваш только благодаря уходу так держится. Чего же вам не жить, батенька, кровать у окна, с пультом, птички поют, весна скоро. Пневмонию полечим, будете на птичек смотреть. Все будет хорошо.

Врач с медсестрой ждут, когда докапает лекарство. Синдром белого халата. В присутствии врача страхи уходят. Все будет хорошо. Доктор рассказывает, почему папа не глотает воду, почему так тяжело дышит, говорит про возможный стволовой инсульт, говорит, что нужно бы МРТ. Папин взгляд возвращается из его мира в наш.

— Юронька, Света приехала. Посмотри на Свету, — папа скользит по мне взглядом и возвращается в себя. Врач уезжает. Мы весь вечер сидим у постели папы и разговариваем с ним. Иногда папино дыхание становится тихим, и мы верим, что все будет хорошо.

Я просыпаюсь рано утром. В соседней спальне хрипло и громко дышит папа. Мама возится на кухне. Папино дыхание стихает, меня отпускает — папе стало легче.

— Юра, Юра, ну что же ты не просыпаешься, нужно лекарство выпить. Юронька, открой глазки, я тебе лекарство дам, и ты снова уснешь.

Я уже понимаю, что произошло, но так хочется верить, что папа спит. И я держусь за это изо всех сил, пока не услышу мамин крик:

— Дима! Дима! Он не дышит!

— Папа! Дыши! Дыши, я тебе говорю!

Я натягиваю джинсы и бегу в родительскую спальню. Я сразу становлюсь старшей в семье.

… Девушка из похоронного бюро. Моя опора и мое спасение. Она командует мной и мамой. Мама, которую я не могу оторвать от отца, подчиняется ей и майору милиции, пришедшему засвидетельствовать смерть. Когда забирают папу, я разворачиваю маму и брата спиной к санитарам и прижимаю к себе. Они не видят, как выносят папу. На папу смотрю я. Санитары спотыкаются о меня взглядом:

— Вы не беспокойтесь, мы его аккуратно донесем.

Мы выбираем гроб и дубовый крест, девушка из похоронного бюро обещает договориться, чтобы не было вскрытия. Мамы с братом нет. Брата давят стены, мама ушла в банк. Я хожу по пустым комнатам и кричу в полный голос. Я обживаю мир без отца. Роль принимающего в семье решения, доставшаяся мне с папиного плеча, мне не по размеру, только надеть ее больше некому. Я не могу плакать, но могу кричать, и я исступленно ору и зову отца, пока больно не наступаю пяткой на крохотную зеленую бусину у папиной кровати. Мама не носит бус, откуда у папиной кровати бусина? Я машинально поднимаю ее и кладу в карман.

— Света! Света! — я слышу, что меня зовет мужской голос, и спросонья не могу понять, кто это. Четыре утра. Может быть, брат вышел на улицу и не может войти в подъезд? Вылезаю из постели и выглядываю в окно. У подъезда пусто. Я выхожу из комнаты, иду на кухню. На кухне курит брат.

— Ты меня звал?

— Нет.

— А кто кричал?

— Тебе показалось.

Я стою на сыром февральском ветру и смотрю, как прощаются с отцом те, кто его знал. Нет горя, нет чувства потери, папа не похож на себя. Я хороню не его, я хороню его тело. Папа рядом. После своей смерти он вернулся ко мне из искаженного инсультом мира.

— Вы потерпите, мы могилу закроем, и вам станет легче, — бригадир похоронной бригады стоит рядом. И да, мне действительно стало легче, когда над закрытой могилой встал красивый дубовый крест. На следующий день я приеду к папе не плакать, я приеду в гости к тому, кто всегда меня ждал. Приеду со светлой радостью от встречи с отцом. Когда я пойду вслед за ним, меня встретит любящая душа. Мне будут рады. Меня будет ждать мой папа. Он сказал маме, что умирать не страшно.

Пиявки, лягушки, свист в два пальца, солдатские марши вместо колыбельных, река вброд, я сижу на шее отца и держусь за уши, многосерийные сказки про нас с братом, каждый вечер новая, придуманная на ходу. Я лезу за носовым платком. В кармане крохотная изумрудная бусина.

— Мама, я бусину у папиной кровати нашла. Не пойму, откуда она.

— Это не бусина, это от папиных удочек. Силантьев приходил, они с папой удочки смотрели.

Я прячу папину бусину в кошелек под замочек для мелочи. Папа рядом, просто я не могу с ним говорить.